— Ты, кажется, много о ней знаешь.
— Как я уже говорил, я — путешественник. Бывая в разных местах, многое узнаешь. — Вежливо поклонившись, Ниал растворился в толпе.
Серегил посмотрел ему вслед, потом обменялся с Алеком мрачными взглядами.
— До чего же острый слух у этого типа.
Участники пира стали расходиться — сначала в тени деревьев исчезли непоседливые дети, потом и взрослые попрощались со скаланцами. Наконец освободившись от светских обязанностей, Алек подошел к Беке и ее солдатам. Когда же и Серегил стал откланиваться, Риагил жестом остановил его.
— Ты не забыл сад лунного сияния? — спросил кирнари. — Насколько я помню, это было твое любимое место.
— Конечно.
— Не хочешь ли снова там побывать?
— Очень хочу, кирнари, — ответил Серегил, гадая, к чему приведет это неожиданное приглашение.
Они в молчании пересекли несколько двориков, пока не дошли до небольшого сада у стены. В отличие от других, где яркие цветы живо контрастировали с выбеленными солнцем стенами, этот садик предназначался для ночных медитаций. В нем цвели лишь белые цветы вперемежку с целебными травами и кустами с серебристыми листьями. Клумбы вдоль вымощенных черным камнем дорожек походили на сугробы. Даже в слабом свете узенького серпика луны цветы словно сияли в темноте. В вышине шелестели удерживаемые веревками воздушные змеи с каллиграфически написанными священными текстами, посылая свои безмолвные молитвы с легким ночным ветерком.
Двое мужчин некоторое время стояли молча, отдавая дань восхищения совершенству сада.
Наконец Риагил глубоко вздохнул,
— Однажды, когда ты уснул здесь, я отнес тебя в постель. Кажется, будто это было совсем недавно. Серегил поморщился.
— Если бы кто-нибудь из моих спутников-тирфэйе услышал твои слова, это было бы для меня унижением.
— Ты и я — мы ведь не тирфэйе, — ответил Риагил, лица которого не было видно в тени. — Однако я замечаю, что ты среди них стал другим, — ты кажешься старше своих лет.
— Я всегда этим отличался. Возможно, такова отличительная черта нашей семьи. Посмотри на Адриэль — она уже кирнари.
— Твоя старшая сестра — замечательная женщина. Акайен-иСолун охотно передал ей титул, как только она достигла совершеннолетия. Но, как бы то ни было, лиасидра все равно будет смотреть на тебя как на недоросля и сочтет глупостью со стороны царицы включение тебя в посольство.
— Если я что и научился видеть, живя среди тирфэйе, так это пользу того, что тебя недооценивают.
— Некоторые могут увидеть в этом бесчестье.
— Лучше лишиться видимости чести, но не утратить ее, чем сохранить видимость и лишиться чести.
— Какая оригинальная точка зрения! — неожиданно улыбнулся Риагил. — Впрочем, она имеет свои достоинства. Адриэль привезла из Римини обнадеживающие новости о тебе. А сегодня, наблюдая за тобой, я нашел, что ее надежды оправдываются.
Он помолчал и снова стал серьезным.
— Ты — что-то вроде обоюдоострого кинжала, мой мальчик, и именно так я и намерен тебя использовать. Гедре медленно увядает с тех пор, как принят Эдикт об отделении, подобно лозе, чьи корни обрублены. То же самое происходит с кланом Акхенди, который вел торговлю через наш порт. Клиа должна добиться успеха — иначе нам не выжить. Торговля с северными странами должна возобновиться. Что бы ни решила лиасидра, пусть Клиа знает — клан Гедре поддержит Скалу.
— Принцесса не сомневается в этом, — заверил его Серегил.
— Благодарю тебя. Сегодня ночью я буду спать спокойнее. А теперь я оставляю тебя вот с этим. — Риагил вытащил из-за пояса запечатанный пергамент и вручил Серегилу. — Это от твоей сестры. Добро пожаловать домой, Серегил-и-Корит.
У Серегила перехватило дыхание, когда он услышал свое настоящее имя. Прежде чем он смог ответить, Риагил тактично покинул сад, оставив Серегила наедине с тихим шелестом воздушных змеев.
Серегил провел пальцем по оттиснутому на воске изображению дерева и дракона, представив себе тяжелый перстень-печатку отца на тонком пальце Адриэль, потом сорвал печать и развернул пергамент.
Адриэль вложила в письмо несколько сухих цветков вандрила. Растерев поблекшие лепестки в руке, Серегил вдохнул их знакомый аромат.
«Добро пожаловать домой, дорогой брат, — начиналось письмо. — Именно так я называю тебя в душе, даже если это запрещено делать вслух. Мое сердце разрывается оттого, что я не могу открыто говорить о нашем родстве. Когда мы встретимся, знай, что только обстоятельства, а не холодность с моей стороны заставляют меня быть сдержанной. Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты взялся за трудное для тебя и опасное задание царицы. Предложение включить тебя в посольство не было неожиданным решением. Я подумала об этом еще во время нашей слишком короткой встречи в Римини. Да благословит Аура кхи бедного Нисандера за то, что он рассказал мне о твоей настоящей роли в событиях. Позаботься о безопасности нашей родственницы — Клиа. Да сохранит тебя Аура до тех пор, пока я не смогу обнять тебя в Сарикали. Мне так много нужно тебе сказать, хаба! Адриэль».
Хаба!
Горло Серегила снова сжалось, когда он перечитывал драгоценные строки.
— В Сарикали, — прошептал он, обращаясь к воздушным змеям.
На следующее утро Серегил проснулся от шума крохотных крыльев. Открыв глаза, он увидел на подоконнике чукари; хохолок птички засверкал, подобно драгоценной эмали из Брикхи, когда она принялась чистить коротенький, словно обрубленный хвостик.
«Вот бы потеряла перышко!» — подумал Серегил, но, видно, сегодня подарка ему не причиталось: издав мелодичную трель, птичка упорхнула.