Луна предателя - Страница 86

— И в следующий раз надевай собственную одежду.

Алек настоял на том, чтобы Серегил лежал с «лихорадкой» еще весь следующий день

— Я послежу за Торсином и кирнари Вирессы, — сказал он Серегилу и строго наказал ему не подниматься с постели. — Если произойдет что-нибудь интересное, я все подробно тебе расскажу.

По правде говоря, Серегил чувствовал себя слишком плохо, чтобы спорить. Короткое путешествие в туалет пробудило такие разнообразные боли, что он даже не мог бы их все перечислить, хоть и обошелся без посторонней помощи. У него появилась кровь в моче, и Серегил поблагодарил всех богов, которые от него еще не отвернулись, за то, что Алек его не сопровождал. Придется предупредить мальчишку-уборщика, велеть ему держать язык за зубами. Проклятие, можно даже ему заплатить, если другого выхода не будет. Серегилу случалось переживать и не такое, так что нет смысла тревожить Алека еще больше.

Оставшись в одиночестве, Серегил снова уснул, но тут же пробудился в панике, обливаясь потом: над ним склонился Илар. Серегил попытался отодвинуться, и на него обрушилась волна боли. Он со сдавленным стоном откинулся на подушки и только тут обнаружил, что смотрит в лицо Ниалу. Судя по выражению лица рабазийца, реакция Серегила не показалась тому особенно дружелюбной.

— Я пришел проверить твои повязки.

— Мне показалось, что ты… кто-то другой, — прохрипел Серегил, борясь с дурнотой.

— Ты в безопасности, мой друг, — заверил его Ниал, придавший его словам иной смысл. — Выпей еще этого снадобья. Серегил с благодарностью отхлебнул сладковатого питья.

— Что это такое?

— Толченый мак, ромашка, чистотел в козьем молоке с медом. Помогает от сильной боли.

— Помогает. Спасибо.

Серегил уже ощутил действие лекарства: боль стала ослабевать. Он смотрел в потолок, пока рабазиец осторожно поправлял повязки на его груди, и в который раз спрашивал себя, о чем, черт побери, он думал, когда отдался в руки хаманцев. Сердце его сжалось от унижения, когда он представил себе, что будут говорить в лиасидра по поводу его отсутствия. Напавшие на него, конечно, не станут распространяться по поводу насилия, учиненного на священной земле Сарикали, но слухи, неизбежные при таком количестве участников, поползут. Более того, он по глупости фактически пренебрег своими обязанностями и взвалил эту ношу на Алека.

— Безумие, — прошипел Серегил.

— Именно. Алек очень на тебя сердит, и совершенно правильно Я никогда не считал тебя глупцом. Серегил криво усмехнулся.

— Ты просто не знаешь меня достаточно хорошо. Ниал хмуро посмотрел на него; в его глазах больше не было симпатии.

— Если бы эта маленькая ночная потасовка случилась хоть на шаг за пределами Сарикали, твой тали мог теперь тебя оплакивать.

Серегилу стало стыдно, и он отвел глаза.

— Что, больше не хочется смеяться? Это хорошо. — Ниал достал откуда-то

— Серегилу не было видно откуда — губку и принялся обмывать его.

— Я не знал, что ты целитель, — заметил Серегил, когда голос стал ему повиноваться.

— На самом деле это не так, но в путешествиях многому удается научиться.

Серегил внимательно разглядывал профиль Ниала.

— Мы с тобой многому и научились, верно? Ниал поднял глаза.

— Ты становишься почти дружелюбным, боктерсиец.

— А ты наживешь неприятности, если будешь так меня называть.

Ниал небрежно махнул губкой.

— Разве кто-нибудь слышит?

Серегил с улыбкой признал правоту собеседника.

— Ты любопытный шельмец и к тому же принадлежишь к восточному клану, не говоря уже о том, что стал любовником молодой женщины, которая мне почти как дочь. Такое сочетание заставляет меня нервничать.

— Это я заметил. — Ниал осторожно повернул Серегила на бок, чтобы смазать целебной мазью спину. — Шпион, одним словом?

— Может быть, а может быть, просто противовес моему присутствию здесь.

Ниал снова уложил его на спину, и Серегил смог посмотреть тому в глаза. Удивительные глаза — такие прозрачные, такие искренние… Неудивительно, что Бека…

Не следует отвлекаться, упрекнул себя Серегил.

— Так ты и правда им являешься?

— Противовесом?

— Нет, шпионом. Ниал пожал плечами.

— Я отчитываюсь перед своей кирнари, как и все. Я сообщил ей, что ваша принцесса дома говорит то же самое, что и в присутствии лиасидра.

— А что насчет Амали-а-Яссара? — Пальчики Иллиора, неужели он сказал это вслух? Снадобье Ниала, должно быть, действует на него сильнее, чем он думал! Рабазиец только улыбнулся.

— Ты наблюдателен. Мы с Амали когда-то любили друг друга, но она предпочла отдать руку Райшу-и-Арлисандину. Но я все еще к ней привязан и встречаюсь, когда это не грозит неприятностями.

— Не грозит неприятностями?

— Райш-и-Арлисандин очень любит свою молодую жену; не годится мне быть причиной раздоров между ними.

— Ах, понимаю. — Серегил многозначительно похлопал бы себя по носу, если бы мог поднять руку.

— Между мной и Амали нет ничего, что порочило бы его честь, даю тебе слово. А теперь тебе лучше встать и подвигаться, иначе мускулы совсем одеревенеют. Думаю, будет больно.

Самым неприятным оказалось вставать с постели. С помощью Ниала, проклиная все на свете, Серегил сумел накинуть на себя свободную мантию и немного поковылять по комнате. Проходя мимо зеркала, он увидел свое отражение и поморщился: глаза стали казаться чересчур большими, кожа чересчур бледной, а выражение лица слишком откровенно беспомощным для знаменитого Кота из Римини. Нет, это был совсем другой человек — испуганный, пристыженный молодой изгнанник, вернувшийся домой.